Он был в том же ярко-синем халате, который она надевала, когда приходила однажды в его спальню Ноги под халатом были голыми, мускулистые икры были покрыты черными волосами. Остановившись перед ней, он опять наклонился, чтобы поцеловать ее.

Мара приникла к нему и ответила на поцелуй, но когда почувствовала, что его руки скользнули с ее плеч и начали раздвигать края накинутого на ее плечи пледа, она отстранилась.

– Подождите, Адриан. Прошу вас. Извините. Я, должно быть, немного волнуюсь. Все это… Все это для меня непривычно. – Она обернулась. – Может быть, стоит немного выпить? Не выпьете ли вы со мной немного меда, может быть, тогда я успокоюсь. – Она направилась к бутылке, стоящей на столике возле кровати.

– Но там только один бокал.

– Мы выпьем из одного.

Мара взяла бутылку и налила полбокала. Адриан потянулся к нему, но она быстро поднесла бокал к губам, надеясь, что он не заметит, как трясутся у нее руки, и одним глотком выпила его содержимое.

– Сейчас я налью вам. А пока не можете ли вы разжечь огонь? Мне что-то стало холодно.

Когда он повернулся, чтобы сделать то, что она попросила, Мара наклонила пузырек над бокалом. Трясущимися руками она накапала на дно три капли. Она надеялась, что сделала все правильно. На этот раз он не должен был уснуть. Быстро спрятав пузырек, она налила в бокал меда.

– Вот и готово, Адриан.

Пристально глядя на нее, Адриан взял бокал и выпил его содержимое. Увидев, что он выпил все, Мара облегченно вздохнула.

.Потом он потянулся к ней, и его пальцы легли на пуговицы ее ночной рубашки.

– Ну, что-нибудь еще, госпожа жена?

Не успев проговорить это, он уже расстегнул две пуговицы. Мара отстранилась и зажала рукой расстегнутый ворот.

– Да, еще одна просьба. Погасите, пожалуйста, свечи.

Адриан тяжело вздохнул:

– Арабелла, вам совершенно нечего стыдиться.

Теперь вы моя жена, и остаток нашей жизни мы проведем вместе. Должны же вы понимать, что вам нужно привыкнуть к тому, что иногда я буду видеть вас неодетой.

Мара закусила губу:

– Да, но все-таки я чувствую себя не в своей тарелке. Мне нужно привыкнуть к семейной жизни. А пока что я нервничаю. Темнота поможет мне успокоиться. Пожалуйста, Адриан, потушите свечи.

Адриан помедлил, покачал головой и одну за одной загасил свечи, стоявшие в серебряном подсвечнике. Теперь комнату освещало только тусклое пламя горящего камина. Мара нерешительно присела на край постели.

– Не задернете ли вы занавеси постели? – Но там же будет, кромешная тьма.

– Прошу вас, Адриан.

Он нахмурился:

– Хорошо. Но позвольте мне сказать вам, что в следующий раз я предпочту видеть, с Кем лежу в постели.

Мара откинулась на подушки, а он плотно закрыл вельветовые занавеси балдахина, оставив их в полной темноте. Она огляделась. Сквозь толстую материю не проникал ни один луч света, Мара ничего не видела и могла только слышать тяжелое дыхание пристраивающегося рядом с ней Адриана. Она лежала очень тихо и старалась расслабиться.

Потом почувствовала, что Адриан наклоняется к ней, и в следующий момент он обнял ее и хотел поцеловать, но его губы наткнулись вместо рта на кончик ее носа.

– Черт побери, тут так темно, что я даже не вижу, что целую.

Чтобы заставить Адриана замолчать, Мара обняла его за плечи и притянула к себе. Сердце ее тревожно билось, все тело напряглось. Она почувствовала, как его руки, соскользнув с ее плеч, переместились на грудь.

На нее нахлынули воспоминания об их первой ночи, о тех желаниях, которые он в ней возбудил, о собственной реакции на них. И вновь, как и тогда, она почувствовала растерянность от новизны ситуации.

С каждым его поцелуем ее напряжение потихоньку спадало. В этой тьме было легко забыть о том, что она собирается соединиться со своим врагом. Она попыталась представить себе, что лежит с Лаэмом, своим бывшим возлюбленным, но даже не смогла вспомнить его лица. Время стерло память о нем, и как она ни старалась представить себе его, единственным образом, возникающим в мозгу, было лицо Адриана, его золотисто-карие глаза, непокорная шевелюра. Бессознательно она протянула руки и, чувствуя приближающиеся к ее груди губы, начала гладить его темные локоны.

Окутанная полной темнотой, не в состоянии видеть, что он делает, Мара испытывала какое-то странное, волнующее возбуждение от его ласк. Она даже не заметила, что он уже расстегнул пуговицы ночной рубашки и вскрикнула от неожиданности, когда его губы сомкнулись вокруг ее соска. Адриан начал ласкать языком ее груди, и по всему телу покатились волны наслаждения, пока соски не стали твердыми, а все тело не начала бить дрожь, которую она не могла остановить, да и не хотела останавливать.

Мара почувствовала, как его руки скользнули по ее бедрам и подняли подол ночной рубашки к талии. Она подняла руки, одним быстрым движением Адриан стянул рубашку через ее голову и бросил в ногах постели.

Теперь она была совершенно обнажена, полностью открыта ему, и Мара внезапно порадовалась тому, что под балдахином было абсолютно темно. Он отпустил ее, и она услышала шуршание шелка его халата. Когда мгновение спустя Адриан снова вернулся обратно, прикосновение его обнаженного тела было горячим и странным образом возбуждающим. Потом он опустился между ее ног и начал целовать тело, спускаясь от груди к животу, время от времени покусывая нежную кожу.

Она почувствовала, как его руки скользнули под ее бедра, раздвигая их, а затем сжали ягодицы. Ощущение чего-то горячего и мягкого на самом интимном месте было неожиданным, а поняв, что это был его рот, Мара чуть не закричала.

Боже мой, как это было не похоже ни на что пережитое ею раньше. Его язык проникал внутрь, ощупывал все уголки, ходил взад и вперед по ее трепетавшей плоти. Руки, сжимающие ягодицы, поднимали ее бедра все выше, все ближе к, этому ищущему рту. Она могла ощущать лихорадочный ток крови по телу, по каждому его сосуду, а рот Адриана все продолжал эту сладостную пытку. Все чувства были обострены, все тело словно звенело, каждый нерв, казалось, кричал от прокатывающихся по телу горячих волн.

Возбуждение все росло, Маре становилось трудно дышать, она вцепилась руками в его шевелюру, безуспешно пытаясь освободиться от этого настойчивого рта; казалось, что больше ей не вынести.

И вдруг весь окружающий мир как будто взорвался во вспышке ослепительно белого сияния, и наконец-то нахлынула волна освобождения от этой сладострастной пытки, вознесшая ее куда-то ввысь. В порыве чувств она выкрикнула его имя и в изнеможении откинулась на подушки, не в состоянии осознавать ничего.

Мара смутно ощутила, как он лег на нее, но была абсолютно не готова, когда он внезапно, торопливо вошел в нее. Потеряв девственность, она вскрикнула от резкой боли и, поняв, что наделала, вся оцепенела.

Лежащий на ней Адриан тоже оцепенел. Он был внутри нее, мог чувствовать, как ее плоть инстинктивно туго напряглась, так туго, что ему было почти больно', в голове царил полный сумбур. Если бы он не был уверен в обратном, то мог бы поклясться, что имел дело с девственницей.

– С вами все в порядке, Арабелла?

Чтобы не показать пульсирующей внутри ее жгучей боли, Мара изо всех сил вцепилась в покрывало.

– Все нормально, извините. Я не поняла, что вы собираетесь сделать это. Просто была не готова.

Он опять почувствовал, как сжимается вокруг него ее плоть. Боже мой, как она напряжена. Адриан подался было назад, но тут же у него вновь возникло желание войти в нее. Он вдруг совсем забыл о ее крике и продолжил начатое. Снова и снова. Сильнее и скорее. Тело требовало только одного – быстрей освободиться от рвущегося наружу семени.

Господи, как давно с ним этого не случалось. Хотелось продлить удовольствие, но Адриан знал, что долго не выдержит. Он старался двигаться медленнее, опять доставить ей удовольствие, но с каждым его движением ее плоть смыкалась все туже, и в конце концов он начал действовать без всякого смущения.